«Незабываемое»

Подробности

Опубликовано 05.05.2025 09:36

Бесценны материалы музейных фондов МБУ «Крымский краеведческий музей».

В них хранятся воспоминания не только участников войны, но и свидетелей оккупации Крымского района, малолетних узников. Все они дополняют и расширяют картину, выстроенную документами, фотографиями, подлинными предметами военного быта. Позволяют узнать о тех событиях, которая хранит лишь человеческая память, а так же ощутить дух того времени.
В дни освобождения ст.Крымской от фашистских захватчиков предлагаю Вашему вниманию воспоминания написанные Тамарой Иосифовной Зарицкой (Шпиталенко).
«Я родилась в станице Крымской в январе 1930 года. Жили мы на железнодорожном вокзале в доме № 5, так как отец мой работал на железной дороге.
Воспоминания о детстве самые светлые. Жили мы хорошо, у нас было крепкое подсобное хозяйство, мама не работала, как и большинство женщин до войны 1941 года.
В школу я пошла в 1938 году, в то время наша железнодорожная школа № 60 находилась в старом здании, между прочим, оно и сейчас целое (это жилой дом на углу с почтой).
Территория, прилегающая к вокзалу, была очень ухоженная и красивая. Мы гордились нашей станицей. Привокзальная площадь, правда, была выложена булыжниками, как и улица Вокзальная до центра. Круг, который и сейчас есть напротив здания вокзала, выглядел гораздо лучше. В нем располагался памятник В.И.Ленину, вокруг росли голубые ели, розы и другие экзотический растения. По краям площади располагались небольшие ларьки, киоски.
Железнодорожный клуб был построен примерно в 1934-1935 годах. В то время это было место основной культуры. Мне запомнилось, какие интересные вечера проводились в нем. Очень хорошо была поставлена художественная самодеятельность, руководил которой Черненький (он заведовал метеостанцией).
Мне помнится, что не было почти никого, кто не участвовал в самодеятельности (даже мои родители).
На вокзале было два парка с фонтанами: один и сейчас существует, за милицией, а другой находился за клубом, в них росло очень много цветов, жили павлины. Вообще станция утопала в цветах, так же как и в центре, на консервном комбинате. Еще Крымская славилась пением. Вечером выйдешь на улицу — отовсюду слышны песни.
В 1940 году нам построили новую школу. Она была чудесная: паркетные полы, паровое отопление, столовая, раздевалка, кабинеты химии и физики. Мы ходили в тапочках. Какая была хорошая елка в первый год!
Но война 1941 -го разрушила все наше счастье. Почти сразу после объявления войны в школе открылся военный госпиталь, а занятия стали проводиться в здании бригадного дома (это старая контора МСП -835). Наша школа взяла шефство над госпиталем. Почти постоянно мы были в госпитале, писали письма, выступали перед ранеными, пели, танцевали, рассказывали стихи.
У нас на вокзале, напротив нашего дома, вскоре остановился бронепоезд для защиты вокзала. Он оставался до самой оккупации.
В 1942 году Крымская готовилась к эвакуации, готовились и мы. Но в начале июня станицу бомбили — это было в первый раз, всего несколько самолетов, бомбы почти все упали на вокзале. Случилось прямое попадание бомбы в контору, где работал мой отец, он был ранен, а жив остался случайно, потому что его выбросило из конторы волной. Его увезли в Центральную больницу, а мы были так растеряны и напуганы, что бросили все и убежали к бабушке в центр (она жила на улице Карла Маркса), а вскоре Крымская заполнилась отступающими воинскими частями, которые уходили на Новороссийск, Туапсе, через горы.
Мы тоже подлежали эвакуации, но из-за ранения отца остались. Сестра старшая была комсомолкой, но ее никто не выдал. Комсомольский билет она сохранила, и, когда пришли наши, ее восстановили.
Помню, консервный комбинат раздавал свою продукцию рабочим, чтобы не досталось
немцам. А многие и просто тащили: с винзавода, мельницы, заготовительное зерно, с прочих предприятий, люди не боялись ничего. У нас на вокзале горели составы с продовольствием, разбомбили цистерны с комбижиром — так там страшно что творилось. Сгорел и наш вокзал.
В середине августа Крымскую бомбили «юнкерсы», летели по три в девятке, использовали большие бомбы — от 500 кг до тонны. На вокзале воронок было больше всего.
Наша семья разделилась на две: мама, я и младшая сестра поселились у бабушки на улице
Карла Маркса, а старшая сестра, отец и двоюродная сестра и ее мать — на вокзале.
Двадцатого августа 1942 года наших военных с утра не было видно, а днем после бомбежки на мотоциклах и машинах вошли немцы. Мы прятались в окопах. Они проходили цепью, искали военных, из окопов нас выгоняли и простреливали их из автоматов.
Так началась жизнь в оккупации. Вместе с немцами прибыло много предателей, полицаи из Украины, они ходили по домам, забирали продукты, вещи, если видели что ценное. Начались угоны в Германию, сначала молодых. А потом и постарше. Гоняли на работу мужчин и женщин. Немцы перестреляли всех собак и кошек. Моя сестра и ее подруги прятались, чтобы не попасться фашистам на глаза, лицо мазали хиной и сажей. В нашей школе немцы устроили конюшню.
Арестовывали семьи коммунистов, активистов. У нас на вокзале секретарем парткома был Иванов, сам он ушел в партизаны, его жену с маленьким ребенком взяли в гестапо, их старшей дочери удалось скрыться, а мать с маленьким ребенком расстреляли.
Последнее время их всех, обреченных, содержали в доме обороны (ныне автостанция), и, когда мы узнали, что Ивановы там, мне удалось к ним пробраться, я носила им еду. Она мне сказала, что им оттуда не выбраться. Людей там было много, битком. Вскоре мы узнали, что их всех расстреляли. Расстрел производили в районе опытно-селекционной станции, там были выкопаны большие ямы, для чего их наделали, не знаю.
Однажды мы с подругой Тамарой Мирошниковой, были недалеко от этих ям (она жила на улице Абинской) и вдруг увидели: подъехало несколько больших крытых машин «черный ворон». Мы прижались к земле. Из машин выгнали людей, поставили к яме и расстреляли, они лежали навалом, кое-как присыпанные землей. Когда мы позже подошли посмотреть, зрелище было ужасное, и такие операции немцы производили часто.
Уже после освобождения Крымской зимой, так как был снег, произвели раскопки ям. Все останки сложили в несколько рядов на снегу, некоторые узнавали своих. Вместе с труппами нашли кое-какие вещи, документы. Сколько их было, уже не помню.
Похоронили всех в братской могиле, в саду имени Тельмана, позже перенесли к Вечному огню. Большинство расстрелянных осталось неизвестными. Говорили, в этой братской могиле похоронили солдат, погибших возле Красного моста, что на реке, которая течет через Новоукраинку (тогда это была Володарка).
У нас почему -то было принято все железнодорожные мосты называть Красными, так как они были выкрашены в красный цвет.
Не помню ни одной ночи, чтобы мы спали в доме. Как только стемнеет, летели наши самолеты («кукурузники»), а днем тяжелые бомбардировщики. У нас на вокзале очень много погибло семей.
Мне приходилось ежедневно бегать на вокзал к отцу и сестрам, чтобы отнести им еду и узнать новости. Часто попадала под обстрелы и бомбежки.
Немцы нас угоняли трижды, но мы смогли убежать. Отца последний раз не спасли, и его угнали на Украину, вернулся он в 1944 году, а позже, в 1946 году, умер от туберкулеза горла.
К нам часто приходили разведчики, отец беседовал с ними. О чем они говорили, мы не слышали, так как нас, детей, выпроваживали из комнаты, но мы догадывались, что он передавал, что где находится.
Помню, как повесили партизан в центре.
Весной 20 апреля 1943 года были сильные бои за Крымскую. Артиллерия била, и бомбежки не прекращались. Мы рассчитывали, что фашисты уйдут, но что-то не получалось. Немцы возили трупы с передовой машинами и хоронили их в саду имени Тельмана. Весь сад на трупах был.
У нас на станции за школой была красивая дубовая роща, дубы были ровные, высокие — метров до тридцати высотой и толщиной до полуметра. Мы всегда любили там гулять, осенью собирать грибы и цветы. Эту рощу за один день вырубили и увезли на «Голубую линию» для укрепления.
На месте, где сейчас техникум, располагался лагерь военнопленных. Мы бегали туда, носили им поесть. Знаю, что три офицера, которые были в плену, сбежали, их прятали жители до прихода наших. Об остальных не знаю, что случилось.
В конце апреля Крымскую бомбили сотни бомбардировщиков (нам так казалось), истребители защищали их. Мы с волнением наблюдали за воздушными боями. 30 апреля и 1 мая станица полностью была разбита и сожжена нашими, но мы не роптали, а ждали, что придет освобождение.
В это же время сгорела и наша школа № 60. Мы так горевали, плакали, ведь она была для нас как человек.
Четвертого мая немцы уходили на «Голубую линию», с обеда 5 мая почти никого не было, было необычно тихо, жутко.
А 5 мая 1943 года на рассвете пришли наши войска. Мы даже сразу испугались, увидев погоны, а потом кинулись к ним, обнимали, целовали, от радости плакали. Нам казалось, что все беды наши кончены, о они только начинались.
Все, кто остался жив, выбрались из окопов, подвалов. Стирали, купались, а с обеда немцы начали палить по станице.
Переночевали мы в подвале на вокзале, а утром нам сказали, чтобы мы уходили кто как может. Придя в Абинскую, не успев расположиться, мы опять угодили под бомбежку. На следующий день военные подвезли нас в Краснодар, где на станции подогнали товарный состав, и крымчан повезли в станицу Староминскую. Там мы находились до октября 1943 года.
28 октября нас привезли в Крымскую, железнодорожные пути уже были восстановлены. И что же мы увидели? Все разрушено, бурьян выше головы, людей почти нет, жутко.
Приехали мы утром. Наш дом на вокзале разрушен, и мы отправились с бабушкой на улицу Карла Маркса. Там тоже нашли одни стены. Первую ночь мы спали под открытым небом, внутри дома, а утром принялись его восстанавливать. С разбитых зданий несли доски, черепицу, накрыли крышу. Заделали потолок, отремонтировали полы. Через несколько дней уже можно было спрятаться от дождя и мороза. Бабушка осталась в своем доме, а мы вернулись на вокзал.
На земле железнодорожного поселка у нас был план. Перед войной отец собирался построить дом, но успел сделать только кухню. Весь материал на дом был приобретен полностью. Когда пришли немцы, на нашем плане они построили гараж; пришли наши — из кухни сделали столовскую кухню, из гаража — склад, а столовая располагались в соседнем
доме. У нас оставался еще деревянный сарай, переносной. Мы его отвоевали и жили там до морозов, а потом перешли к соседям.
После того как ОРС переехал с нашего плана, мы переселились в эту кухню. Когда освободили Украину, вернулся домой отец, и мы пристроили к кухне еще одну комнату.
В 1943 году все школы были разрушены. Собрали всех детей, кто остался, и мы стали восстанавливать себе школу. Это было здание нынешнего музея. Мы тащили туда все. Можете себе представить: окна были из баночек и осколков стекла, полы настилали из разных досок — если зазеваешься, запросто упадешь, и мебель была разная: стулья, скамейки, и нас был даже зубоврачебный стул. Писали на старых книгах, тетради были в редкость.
В этой школе я училась в 5-м и 6-м классах. Когда пришел день Победы, мы очень
радовались, наверное еще и потому, что отменили занятия.
А потом восстановили 2-ю школу, и 7-й класс я заканчивала в ней. После тех развалин эта школа была совершенством. Училась я только на пять.
В 1946 году по окончании 7-го класса без экзаменов поступила в Вознесенский технологический техникум молочной промышленности, который закончила в 1949-м, и всю свою жизнь проработала в молочной промышленности.
С 1958 года трудилась на Крымском маслозаводе: главным инженером, заведующей лабораторией, а с 1967 -го — старшим инженером-экономистом».

Материал подготовила научный сотрудник музея Л.Корчинская.

#80ЛетПобедыКубань
#КультураКрымскогорайона